Философия религии: аналитические исследования

Этикотеология Ричарда Суинберна и некоторые аспекты христианского креационизма

Владимир Кириллович Шохин — 2023-05-17

В статье рассматриваются несколько тематических блоков аналитической теологии Ричарда Суинберна с точки зрения рациональной убедительности и христианской традиции. Индуктивные доказательства существования Бога и критерий простоты в мирообъяснении подвергаются критике – первые по той причине, что здесь (в отличие от естествознания) применимы только абдуктивные умозаключения – от лучшего объяснения, второй как недостаточно соответствующий как развитию рационального знания, так и христианской догматике. Идея наличия у Бога обязанностей по отношению к Его творениям трактуется как противоречащая креационизму, идея наличия у Него правовых оснований для причинения зла как противоречащая морали, а идея наличия у Него прав и обязанностей вместе – как более соответствующая скорее антропоморфической религиозности, чем теистической. В статье также отстаиваются ограничения для построения общей «успешной теодицеи» через высчитывание рассуждений Бога (ср. этику калькуляций в утилитаризме Бентама) со стороны тварного человеческого рассудка и приводятся примеры в пользу так называемого скептического теизма, который правильнее было бы назвать рассудительным. В противоположность этому представление об эмоциональности Бога sui generis оценивается как рациональное, соответствующее теистическому персонализму и креационизму не противоречащее. Статья завершается оценкой больших перспектив, вырастающих из этикотеологических тем Ричарда Суинберна.

Ответ Р. Суинберна на критику статьи «Моральная благость Бога»

Ричард Суинберн — 2023-05-17

Предлагаемый текст представляет собой ответ на критику моей статьи «Моральная благость Бога» (Swinburne R.G. God’s Moral Goodness // Философия религии: аналит. исслед. / Philosophy of Religion: Analytic Researches. 2022. Т. 6. No. 2. С. 5–18). Я доказываю предпочтительность Аквинатова способа вывода представлений о природе Бога из наиболее общих наблюдаемых характеристик мира в противоположность восходящему к Ансельму Кентерберийскому и принимаемого Марком Мёрфи способу выводить следствия из определения Бога как «всесовершеннейшего существа». Против возражений, выдвинутых Владимиром Шохиным, я утверждаю, что мой вероятностный аргумент приводит к представлению о самом простом, а поэтому и о самом вероятном виде Бога. На утверждение Игоря Гаспарова, что еще более простым видом Бога был бы тот, у которого нет нереализованных потенциальных возможностей, и поэтому его единственное свойство божественности включает всю его деятельность, я утверждаю, напротив, что такой Бог не имел бы свободы воли, и поэтому не был бы
действительно всемогущим. На утверждение Марка Уинна о том, что, согласно христианскому учению, Бог не выбирает произвольно между одинаково хорошими альтернативами, но у Него имеются предпочтения, которые не просто отслеживают относительную благость состояний дел, я отвечаю, что постулирование Бога с такими предпочтениями просто переносит свойственное Богу произволение с Его действий на Его природу, и таким образом постулируется концепция менее простого Бога, по сравнению с отстаиваемой мною. Я возражаю на утверждение Владимира Шохина о том, что люди не обладают достаточными способностями, чтобы познавать причины, в силу которых Бог допускает чудовищное зло, обращая внимание на некоторые особенности моей собственной теодицеи, из которых можно заключить, что мы, вероятно, обладаем такой способностью. Я отвергаю также утверждение Марка Уинна, что, согласно предлагаемой мою теодицее, никакое возможное соотношение зла и добра, наблюдаемое людьми на земле, не может служить свидетельством против существования Бога, и, следовательно, ничто, наблюдаемое людьми, не может служить свидетельством в пользу существования Бога. Кирилл Карпов отметил, что существуют большие разногласия по поводу того, какие положения дел в мире считаются добрыми, а какие злыми, и поэтому мы никак не можем судить о том, удовлетворяется ли в нашем мире мое требование для убедительной теодицеи: что каждое злое положение дел
является логически необходимым условием для некоторого сравнимого доброго положения дел. Я возразил ему, что само по себе существование разногласий относительно моральных оценок не показывает, будто никто из нас не может различать моральные истины; и что, напротив, многие моральные разногласия разрешимы методом «рефлексивного равновесия». На утверждение Марка Мёрфи, что для Бога нет «требующих оснований» соответствовать «привычной ориентированной на благополучие морали, которой обязаны следовать люди», я отвечаю, что одни и те же общие принципы морали применимы и к Богу, и к людям, но их использование варьируется в зависимости от степени могущества, знания и свободы, которыми обладают люди и Бог, а также от каузальной власти, которую они реализуют. На утверждение Мёрфи, что Бог как «верховный источник» благости сотворенных существ не может быть ограничен тем, что составляет их благость, я возражаю, что то, что составляет моральную благость, частично определяется парадигмальными примерами моральной благости, включая содействие благополучию сотворенных существ и предотвращение препятствий на пути к нему. В ответ на попытку Владимира Шохина подкрепить различными цитатами из Писания свою точку зрения, что Бог слишком велик, чтобы люди могли понять Его пути, я привожу цитаты из Писания, свидетельствующие об обратном. Никто из участников не высказал своего мнения по поводу моего утверждения в предыдущей статье, что Бог не только «наилучший действующий» Бог, но и «наилучший чувствующий» Бог, за исключением Владимира Шохина, который согласился со мной; и поэтому я приветствую такое завершение нашего симпозиума.

Категория совести в нравственном богословии XVIII – первой половины XIX в.

Стефан Александрович Домусчи — 2023-05-17

Статья представляет собой общий обзор трактовок категории совести в синодальный период. В качестве богословского термина слово совесть пришло в древнерусский язык вместе с христианством, почему практически все его смыслы были связаны с новозаветными и святоотеческими текстами. Говоря о совести, книжники досинодальной поры понимали ее в традиционном для восточного христианства ключе. В конце XVII – начале XVIII в. систематическое описание совести как нравственной категории возникло под влиянием методологии, сформировавшейся на Западе в первую очередь в контексте того, что принято называть казуистикой. Особенностью этого подхода был акцент на мнительной или скрупулезной совести и ее ошибках. Позже, во второй половине XVIII в. католическое влияние сменилось протестантским, что сказалось на традициях осмыслении совести и в первой половине следующего столетия. Учение о совести стало более взвешенным, так как акцент теперь делался не только на ошибках совести, но на ее преображении благодатью крещения. Наконец, в первой половине XIX в. появились первые опыты самостоятельных курсов по нравственному богословию, авторы которых рассматривали совесть в контексте святоотеческого богословия.

Кардинальные добродетели в книге Премудрости Соломона: эсхатологический контекст

Илья Сергеевич Вевюрко — 2023-05-17

Четверица кардинальных (так называемых платоновских) добродетелей (разумность, целомудрие, мужество, справедливость) дважды упомянута в Ветхом Завете по версии Септуагинты – в книге Премудрости Соломона и в Четвертой книге Маккавеев, из которых последняя редко оказывалась включенной в библейский канон. Внимание автора статьи было сконцентрировано на книге Премудрости как произведении, в котором представлен обобщенный библейский взгляд на мироздание и историческую, а также эсхатологическую судьбу еврейского народа. В библеистике до сих пор сохраняется устойчивое мнение, что философские интуиции этой книги, хотя и подчинены логике иудейского избранничества, сами по себе всецело заимствованы из античной мысли, а потому служат либо риторическим украшением, либо метафизическим углублением (и, соответственно, трансформацией) идей, почерпнутых из ветхозаветной традиции. Особенно это касается четверицы кардинальных добродетелей, которые вырваны из своего философского (платонического либо стоического, но скорее всего просто эклектического) контекста и перенесены на еврейскую почву, как кажется на первый взгляд, без специальной работы по их реинтерпретации. Исследователи находят в книге также учения о метемпсихозе и об индивидуальном спиритуалистическом бессмертии. При этом недостаточное внимание уделяется «общей» (в противовес «частной») эсхатологии Премудрости, для исследования которой требуется сквозной тематический, а не только обычно предпринимаемый структурно-композиционный анализ. Автор статьи делает вывод о том, что эсхатология книги построена вокруг образа праведника, предназначенного царствовать над миром и судить его, а бессмертие понимается в ней как воскресение. Кардинальные добродетели, заимствованные первоначально из политической этики, позволяют выстроить опосредование между моральным обликом праведника и его царственным достоинством.

Антропологические предпосылки кантовской этикотеологии

Андрей Константинович Судаков — 2023-05-17

Учение о религии предваряется в главном религиозно-философском сочинении Канта рассуждением о нравственном качестве человеческой природы, имеющим внешний вид декларации антропологического пессимизма. Статья ставит целью проанализировать это вводное антропологическое исследование в контексте этических принципов и философской методологии Канта, как антропологическую рамку его философии религии. Догматический оптимизм и догматический пессимизм в антропологии одинаково исключают возможность этикотеологии, как религиозного расширения этики долга. Между позициями добра и зла, между двумя версиями ригоризма, не может быть середины; они не могут быть соединены внешним, абстрактным способом. В кантовской философии добро и зло может быть только определением свободы, восходит к акту свободы и вменяется субъекту. По Канту, в человеческой природе есть задаток для добра: восприимчивость к закону как достаточному мотиву поступка. При этом, будучи объективно (в идее) более сильным мотивом, моральный закон субъективно (в опыте) оказывается слабее мотива из склонности. Рефлексия этого положения обнаруживает антиномию оснований кантовского учения о религии; ключом к ее решению служит трансцендентальный идеализм, конкретно – идея интеллигибельного деяния, избирающего верховную максиму умонастроения. Вопрос о нравственном качестве воли решается поэтому не характером совершаемого действия, но «формой максимы», соотношением мотивов в правиле определения к действию. Радикальная злоба человеческой природы в явлении не отменяет поэтому для Канта безусловной значимости стоящей перед человечностью нравственной цели.

Этикотеология Канта и его понятие высшего блага

Людмила Эдуардовна Крыштоп — 2023-05-17

Статья посвящена рассмотрению ключевых аспектов кантовских взглядов на теологию, а именно возможность теологии в качестве науки, достижимую для нее степень достоверности в познании, особенности ее предмета, метода и структуры. В статье показывается, что данная проблематика интересовала Канта еще в докритический период, а в дальнейшем, уже в критический период, она получает свое планомерное развитие. Автор статьи рассматривает сходства и различия в подходе к теологии (и, прежде всего, к доказательствам бытия Бога) между сочинениями критического и докритического периодов. В центре рассмотрения оказывается этикотеология. Показывается, что именно этикотеология в критический период призвана играть роль фундамента всех теологических построений. Устанавливается, что этикотеология имеет две основные задачи – удостоверение в существовании Бога и выведение неотъемлемых его атрибутов. Обе эти цели реализуются исключительно благодаря практическому применению разума. Единственным используемым при этом этикотеологией методом является метод постулирования. Основой для постулирования бытия Бога и его моральных свойств является понятие высшего блага, для предположения реализуемости которого и становится необходимым предполагать существование такой моральной сущности. Вместе с тем показывается, что при всем ее доминантном значении, она не считается и в критический период (вопреки представлению многих историков философии) единственным путем богопознания.

О критериях оценки поступков человека в исмаилизме

Татьяна Георгиевна Корнеева — 2023-05-17

Статья посвящена проблеме оценки поступка в свете исмаилитского учения. В первой части статьи рассматривается пара метакатегорий арабо-мусульманской рефлективной традиции «явное-скрытое», которая находит свое отражение во всех теоретических дисциплинах исламской культуры. Поступок понимается как действие (внешнее), соединенное с намерением (внутреннее). Человек может совершать поступки на двух уровнях: на уровне взаимоотношений с Богом и на уровне взаимоотношений с обществом. В силу абсолютной трансцендентности Бога, взаимоотношения с Богом трансформируются в почитание и поклонение, но вместе с тем происходит активное развитие и сакрализация взаимоотношений на уровне человек-и-общество. Вторая часть статьи начинается с анализа роли имама, компенсирующего «нехватку» божественного промысла и участия в мироздании. Имам наделяется божественным знанием, ему ведомы «скрытые» смыслы Откровения. Вместе с тем исмаилитские философы подчеркивали необходимость соблюдения «явных» смыслов, выраженных в законах шариата. Третья часть статьи посвящена рассмотрению исмаилитского социума как места соединения «явного» и «скрытого». Полное раскрытие «явного» и «скрытого» порождает «истинность», т.е. предельную осуществленность вещи. Занять свое место в исмаилитском социуме – цель и обязательство человека в рамках взаимоотношений на уровне человек-и-человек: только заняв свое место, он может максимально раскрыть собственную дихотомичность – стать и «принимающим пользу», и «дающим пользу». Более того, исмаилитские философы наделяли правильное поведение и взаимоотношения человека в исмаилитском социуме глобальным смыслом: человек становился со-творцом мироздания, так как от полученных им знаний от исмаилитского имама времени зависело развитие высших духовных сущностей. Вниманию читателей предлагается ранее не переводившийся на русский язык фрагмент трактата исмаилитского философа XI в. Насира Хусрава «Шесть глав» (Шиш фас̣л), посвященный необходимости руководства имама и объясняющий значение исмаилитской иерархии.

Благодарности:

Исследование выполнено при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований. Проект No 21-011-44130 «Религиозно-мистические традиции суфиев, алавитов и исмаилитов (на примере работ Абу ал-Маджда Санаи, Макзуна ас-Синджари и Насира Хусрава)»

Бытие-в-Боге, Благо, аффекты: еще раз о религии у Спинозы

Валерия Валерьевна Слепцова — 2023-05-17

В статье рассматривается интерпретация «Этики», – одного из известнейших произведений Бенедикта Спинозы – предложенная современным историком философии Клэр Карлайл. Карлайл отходит от общепринятой трактовки идей Спинозы как классического пантеизма или панентеизма, заменяя эти термины понятием «бытия-в-Боге», которое оказывается ключевым в концепции Спинозы, формирующим как онтологию, так и этику. Необоснованно расширяя понятие теологии, Карлайл утверждает, что у Спинозы невозможно отделить философию от теологии. Основные концепты спинозизма (три вида познавательных способностей, влечения, действия, желания, успокоения/удовлетворения и т.д.) и «бытие-в-Боге» Карлайл связывает с пониманием Спинозой блага: Благо не является чем-то внешним по отношению к Богу, равно как и не положено вне нашей воли в качестве причины ее склонности и предпочтений. Наградой за добродетель, итогом морального поведения, оказывается сама добродетель, никакой внешней цели она не имеет. Карлайл обнаруживает сходства между идеями Спинозы и Фомы Аквинского, проводит параллели между их пониманием Бога и religio. Параллели эти представляются по существу формальными. Хотя Спиноза транслирует средневековое понимание religio как добродетели, содержательно его учение не согласуется с христианским мировоззрением. Говорить о религиозности его философии также кажется поспешным, поскольку голландский философ жестко разграничивал религию и философию.